ПРАВОСЛАВИЕ В МИРОВОЙ КУЛЬТУРЕ

Православная традиция, настаивающая на приоритете духовных ценностей в жизни людей, не игнорирует ценностей материальных, ибо предполагает ответственное участие человека в Божьем творении. Возделывание райского сада есть библейский образ соучастия людей в осуществлении Божьего замысла о мире и человеке. Поэтому, воспитывая людей для Царствия Божия, Церковь призвана в то же время, содействовать формированию такой личности, которая была бы способна "возделывать сад", устроять лучшую жизнь, делать мир прекрасней. Вот почему Церковь всегда обращала особое внимание на образование, долгое время оставаясь практически единственной институцией, осуществлявшей обучение народа.

Сохраняя духовные приоритеты в жизни, готовя себя для Царствия Небесного, имея Божий страх в сердце, человек никогда не будет использовать свои знания, опыт, власть и финансовые ресурсы для разрушения. Он не будет во имя личной или корпоративной выгоды "раскачивать лодку" в социальной, политической жизни, так и в хозяйственной. В этих общественно значимых проявлениях жизни отдельной личности традиционный православный подход имеет важные точки соприкосновения с иными традиционными взглядами, а также с современными идеями о человеке. Слово "культура" происходит от латинского глагола "cultuга" - обрабатывание, возделывание. Прежде всего, оно прилагается к земледелию: что из земли растет само, без приложения человеческого усилия, есть продукт природы, а что благодаря человеческой работе принимает вид и форму, это продукт культуры. В широком смысле слова под культурой мыслится все, что есть результат целесообразной и планомерной деятельности человека: обычаи, права, общественный строй, художественные произведения, наука и т.п. Все это создается человеком для улучшения его жизни, для наилучшего устроения своего положения на земле, для победы над стихиями мира, а поэтому на всем этом лежит печать человеческого почина и интересов. Такое понимание культуры в полной степени находит для себя оправдание в Священном Писании и творениях Святых Отцов. Православная Церковь, верная своей святой традиции, приняла и освятила все, что мыслится под словом "культура". Все явления, продукты культуры она обратила, между прочим, на служение своим возвышенным целям, воспользовалась ими для проповеди христианского учения, для наилучшего обращения сердца человеческого к Богу, для излияния его скорбей и радостей, для призыва к человеку идти ближе к Богу, уподобляться и служить Ему. Какие в христианстве величественные храмы, то в готике к верху - к Богу мысль и сердце устремляющие, то в византийско-русском стиле самым небом как бы покрывающие землю, небо низводящие на землю. Художественно-изобразительное искусство населило не только храмы, но и дома, и деревни, и даже поля и дороги христианских поселений целым сонмом святых и ангелов, присутствием Богоматери и самого Христа Спасителя. Слух христианский с самых древних времен услаждается прекрасным, гармоническим пением и музыкой. Целые сложные мистерии были к услугам христианского зрения, картинами воспроизведенных древнейших событий, призывая христианина в красоте красок и звуков находить свой образ и свое назначение. Наука христианская, воспользовавшись языческими философскими учениями и системами, создала свою возвышенную литературу. Дала свт. Василия Великого с его "Шестодневом" (научным объяснением творения мира), свт. Иоанна Златоуста, с его ораторским красноречием непревзойденного проповедника, блаж. Августина, с его "Градом Божиим", где истолкована целая система христианского государства, прп. Иоанна Дамаскина, с его замечательным богословием, св. Романа Сладкопевца – творца церковных песнопений, красота которых ясна всякому, знающему греческий язык. И множество других светил, "имже несть числа". Иначе отнестись к культуре, как принять и благословить ее, христианство и не могло как по самому существу своему, так и по идее, заложенной в основе всего культурного. Культура ведь есть выявление, обнаружение жизни человеческого духа. Она обусловлена в своем бытии, не только стремлением победить природу, но и потребностью внутренней жизни души. Жизнь души не может замыкаться сама в себе; она невольно родит факты и явления из себя и вокруг себя; она творит внешнюю, так сказать, обстановку для себя. Душа же, как отображение Божества, будучи по природе своей христианкой, по свидетельству одного древнего церковного писателя, не может выявлять, производить ничего противного себе, и даже не согласного с её содержанием. Она, следовательно, и культуру может творить по образу и подобию своему, т.е. религиозную, христианскую. И культура, как результат целеполагающей деятельности разумного духа человеческого, не есть и не может быть излишней, ненужной и тем более вредной для жизни христианина. Она есть внутренняя, существенная, неизбежно естественная сторона бытия его.

Культура нужна как одно из важнейших звеньев на пути совершенствования души человека; она и большой важности помощница ему здесь. Что бы мы ни взяли из проявлений культуры, всюду с наглядною ясностью видим эту служебно-христианскую сторону в ней. Вот литература, по-видимому, служит временным, случайным и слишком уже человеческим интересам и пожеланиям. А фактически-то она является большой путеводительницей ко Христу. Чему другому она служит, особенно наша художественная литература, как не призыву к человеку – оставить зло и грязь жизни, просветиться подлинным светом истины, добра и правды. Имена не только Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого, но и гораздо меньших из писателей, даже иногда богоборчески настроенных, как Л. Андреев или Максим Горький, утверждают не только нас, но и заграничных ценителей литературы в глубоко моральном содержании и влиянии её на читающее общество. А произведения художественного творчества – пластика, живопись, музыка разве не великие учители наши, отрывающие нас от суеты жизни и устремляющие наши ум и сердце горе, к высшему, прекрасному, идеальному, божественному! Едва ли найдется такой зачерствелый в сердце своем человеке, настолько погрязший в тине и пошлости жизни, который бы остался холодным и бесчувственным, смотря на прекрасное произведение кисти художника, слушая гармонию звуков в музыке и пении. В такие минуты слушания и рассматривания человек как бы умирает для всего земного, обыденного, страстного, грешного! У него мало-помалу рождаются сначала какие-то неопределенные, смутно ощущаемые новые чудные душевные состояния, которые потом, все более и более проясняясь, творят новое в душе его, в настроениях, мыслях и желаниях. В такие минуты человек поистине как бы беседует с Богом и молится Ему. Все истинно-культурное, все высоко художественное есть просвет куда-то в иную чистую, светлую область бытия, касание иных миров. Оно есть призыв к прекрасному и истинному, к Божественному. Воплощать и выражать прекрасное – это значит служить красоте, а она в подлинном своем лике всегда божественна, ибо и Бог есть непременно красота. Недаром древние любители и ценители красоты греки говорили, что эстетика и этика, т.е. красота и нравственность, суть родные сестры, дочери одной матери – религии. Поэтому – жить в области красоты, значит, жить уже религиозно. Отсюда станет понятным и то, что великие художники слова, нередко отдаваясь стихиям своей плоти и страстям, нутром своим, душой своей тяготели к Богу и Ему слагали песни (Пушкин, Лермонтов); великие художники и музыканты, композиторы и певцы, творя образы и звуки, лучшее из своего творчества, проявили в религиозных произведениях (Айвазовский, Чайковский и др.); одаренные искрой Божией писатели, устремляясь к богоборчеству, зовут, хотя и невольно, но повелительно и громко к Господу Богу (Л. Андреев, Максим Горький и др.).

Но, к сожалению, за последнее столетие произошел разрыв у культуры с христианством и с религией вообще. И произошел этот разрыв не по вине христианства.

Последнее остается и теперь таким же, каким оно было и в далекие древние времена. Оно так же и теперь приветливо и благосклонно относится к культуре и принимает ее, как и в древние времена. Всеми плодами её оно и теперь не менее, если не более, пользуется, рост и процветание их поощряет, как и прежде, всегда. Но в культуре произошло очень заметное изменение; изменился дух, характер и направление ее. Или, вернее сказать, изменился взгляд на культуру и отношение к ней со стороны интеллигентного общества. Культура из средства обратилась в цель, из служебного орудия в самодовлеющее начало. Под влиянием многих разнообразных условий повелось у нас, даже нередко у людей религиозных, эту земную жизнь считать за единственную, всецело бытие человеческое исчерпывающую. Все полагается здесь на земле. За ней если что и видится в минуты религиозных размышлений, то в деятельности жизненной все это забывается, не приемлется в расчет. Сведя смысл своего бытия к этой земной жизни, человек, естественно, захотел её сделать как можно более красивой, привлекательной, радостной, усладить её всеми прелестями, какие только можно взять от земли и на земле. Для этого, прежде всего, было обращено внимание на культуру; она призванной оказалась выполнить эту задачу – усладить, разукрасить, обеспечалить землю. И культура невольно, но естественно, сошла со своего высокого пьедестала отобразительницы высшего мира в быте и обстановке человека, и стала в положение успокоительницы и усладительницы человека. Она очень нередко перестает звучать ему гармонией из надзвездного мира и будить в нем божественное, святое; она стала прилаживаться к его низменным вкусам и стремиться удовлетворять их. В результате, вместо того, чтобы преображать мир в образ высшей истины и красоты, культура стала утверждать мир в его настоящем виде и состоянии. Земля, мир стали овладевать человеком, и он из положения господина, обладателя земли стал обращаться в слугу его. В этом мире самое близкое и родное человеку – это его плоть, частица этой земли. Она всегда привлекает к себе внимание человека, зовет на служение себе, и нет ничего сладостнее для человека, как угождать своей плоти, доставляя ей приятности и удовольствия. Естественно с сосредоточием исключительного внимания человеком на земле, он стал прежде всего заботиться об угождении в себе всему плотскому, чувственному и, конечно, культуру также обратил в эту сторону, сделав её угодницею в себе греховному, низменному.

Литература стала восторгаться Саниными и проповедовать культ тела; художество породило из себя порнографию; музыка стала возбудителем страстей, и театр из школы жизни стал школой дурных нравов и местом дурных увеселений... Конечно, такая культура не может быть приветствуема и даже допускаема христианством. Она – совершеннейшее противоречие ему, потому, что она в этом положении теряет свою надлежащую сущность, перестает быть тем, что она есть и чем должна быть. Вместо высшего она утверждает низшее, вместо вечного – временное, тленное, вместо прекрасного и истинного – ложное и фальшивое. И человека приводит она от состояния его свободного пользования плодами культуры к рабскому служению тлению, необходимости и даже ей самой – культуре. Желая, в целях личного услаждения разукрасить свою жизнь плодами и цветами культуры, человек естественно стал усиленно заботиться о развитии и усовершенствовании ее. Эта забота увлекла его. Он стал отдавать ей все свое внимание, время и весь свой труд. И незаметно поставил себя в служебное положение к ней. В настоящее время не столько культура служит человеку, сколько человек оказался в рабстве у нее: все для неё и только немногое от нее, и то после усиленных трудов и домогательств, больших жертв и самопожертвований. Культура стала своего рода богом, идолом. У немалого количества поклонников её создался даже целый культ культуры, настоящая религия культуры. Даже сам человек стал оцениваться с точки зрения служения его этой культуре: диплом на звание человека стал выдаваться только деятелю в области этой культуры и культурность становится синонимом человечности. Не культура должна подниматься до подлинной человечности и божественности, а последняя низводится до уровня земной, плотяной, приятной культуры. Такое перемещение центра тяжести с достоинства человека на задачи культуры, конечно, христианством не может быть принято и одобрено. Принять его значило бы унизить человека до простой только персти земной, до животного. Принять его значило бы и религию низвести до тешащей человека культуры и убить в нем устремление к высокому, истинному, прекрасному. Принять его не может и сама культура, как выразительница высших устремлений человека, как касание иных миров, как средство преодоления тления и тины жизни и преображения земли. Принять не может и разум человеческий, всегда человеку и в нем самом, и в окружающей его природе открывающий мир идеальный, Божественный и побуждающий реализовать его. Поэтому-то так сильно, звучно, настойчиво и громко раздается протест со стороны людей культуры, многих представителей интеллигенции, протест против культуры в современном, неистинном понимании ее, протест во имя спасения достоинства культуры и высокого истинного ее значения. Думаю, что сегодня пришло время для систематических и серьезных инициатив по консолидации православного мира на всех направлениях. Будем надеяться, что начатый разговор приведет к появлению политических, общественных и культурных проектов в рамках православного мира, которые послужат более тесному сближению людей нашего Отечества.