Церква і культура

ХРИСТИАНСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К ИСКУССТВУ

Прежде всего обратимся к истокам возникновения искусства, к тому, о чем повествует Библия. В Быт. 4, 17-22 священный автор перечисляет потомков Каина и параллельно указывает на истоки человеческой цивилизации. Он свидетельствует, что каждый из них что-то сделал: Каин – построил город, сыновья же Ламеха: Иавал – стал специалистом по животноводству, Иувал – отцом всех играющих на гуслях и свирелях, Тувалкаин – первым металлургом и кузнецом, а их сестра Ноема – родоначальницей "искусства любви".

Город, основанный Каином, строился руками, на которых не высохла еще кровь брата. Ламех имел две жены, и это уже было нарушением закона супружества, ибо еще в раю было дано указание: "...и прилепится к жене (ед. число) своей; и будут два (!) одна плоть" (Быт. 2, 24). Сыновья Ламеха не отличались целомудрием, вступая в отношения с иноплеменницами по похоти, из-за вожделения красоты. Таким образом, связывая появление искусства с конкретными лицами, Священное Писание не только указывает определенный момент в истории человечества, до которого его не было и с которого оно начинает свое существование, но и координирует этот момент с другими историческими событиями. Так, искуство появляется на исторической арене одновременно с упадком нравственности, потерей душевной чистоты человека, в момент формирования основ материальной цивилизации, начала активного освоения внешнего мира. Развитие же цивилизации и освоение мира сопровождаются накоплением зла, насилия и справедливости, о чем свидетельтвует песнь отца Иувала – Ламеха, убившего человека за нанесенное оскорбление и отрока за удар.

Все эти результаты прогресса есть ни что иное, как попытка утвердиться, закоснеть, упрочиться в состоянии грехопадения. В Библии все это оценивается под единым углом зрения с единого факта – человек лишился рая. Этот факт потомки Каина и Сифа понимают по-разному. Праведники (сифиты) стараются восстановить общение с Богом, а для нечестивцев (каинитов) рай – это, прежде всего место наслаждения, и потому, утратив его, они стараются компенсировать, возместить эту утрату здесь, на земле, создавая комфорт жизни. В этом плане построение города – это попытка отгородиться от Бога, этот город – как бы особый искусственный мир, в котором человек чувствует себя господином и подчиняет своим удовольствиям. Ради этого создаются ремесла, новые методы ведения хозяйства и искусство. Эта попытка создать заменитель рая реализуется и во власти над природой, и в питании, и в запросах души. Человек создаст свой мир, который в новозаветном Писании Апостолом Иоанном Богословом будет назван миром, во зле лежащим (1 Ин. 5, 19), а прп. Исааком Сириным – как совокупность страстей (1). Не случайно женщины даже меняют свою естественную красоту на искусственную. Преподобный Ефрем Сирии по этому поводу пишет: “...чтобы украшением своим прельщать и привлекать мужчин. Да и все достижения, которыми стали увлекаться люди, служат для того, чтобы привлечь внимание: Иавал – угощает, Иувал – заигрывает и услаждает слух, Ноема – прельщает красотой и манит зрение танцами" (2).

Падший человек, оказавшийся в мире, вовлеченном в его падение и извращенном его преступлением, начал испытывать не только телесный голод и телесную нужду, но еще в большей степени голод духовный, вызванный утратой богообщения, лишением благодатных даров, присущих ему до грехопадения, и невозможностью быть более причастным к райским блаженствам. И подобно тому, как для утоления телесного голода человеком были придуманы орудия охоты и земледелия, при помощи которых добывалась пища телесная, так и для утоления голода духовного придуманы были музыкальные инструменты, с помощью которых можно было извлекать музыкальные звуки, служащие пищей душевной. Музыкальные звуки и танцы, возбуждая особым образом душу человека, способны приводить ее в некое возвышенное и приятное расположение и в какой-то мере позволяют ей забыть о тяжких заботах. Таким образом, искусство могло возникнуть и стать необходимым только в результате утраты человеком райского блаженства вообще и способности наслаждаться ангельской красотой в частности.

С объективной точки зрения, искусство есть сознательная или даже бессознательная попытка отобразить небесную действительность в области земных, вещественных предметов и отношений. Оно есть умение или талант изображать вещи так, чтобы они производили приятное впечатление. На это есть глубокие внутренние причины. Душа наша, по природе, суть враг всякого беспорядка и безобразия, потому что она призвана к вечному блаженству, где во всем – красота и гармония, и потому что в нее заложены основы и стремления быть красивой и совершенной. Потому-то оторвана она от Бога или нет, она влечется к красоте и тяготится безалаберностью, грубостью, неправильностью, негармоничностью, беспорядком, уродством и т.п. Только если она просвещена благодатью, то красоту видит в одном – духовном, если нет, ослеплена страстями, – в другом, страстном. На этом основании старец Варнава (Беляев) делает такие выводы. Во-первых, "поскольку человек ограничен страстной душой и телом, искусство, понимаемое с этой точки зрения, неосуществимо в полном масштабе, не говоря уже о том, что подлинную красоту мира духовного сподабливаются видеть единицы даже из подвизающихся" (3).

Во-вторых, цель искусства – только прикладная. Принцип "искусство для искусства" есть чистое язычество, в котором, "...вместо отвратительного идола с широким носом, оттопыренными ушами и безобразными формами всего тела, подставлен изящный торс Аполлона Бельведерского или Милосской Венеры" (4).

И, в-третьих, художников – в одно и то же время истинных христиан, людей духоносных, очень мало, а, лучше сказать, почти нет. Поэтому мы подвергаемся через "дела их рук" влиянию идей и той атмосферы, в которой живут люди секулярные, так сказать, с отрицательным зарядом.

"С субъективной стороны, искусство есть самообман, или, лучше сказать, просто обман. ...В искусстве видят средство отвлечения мыслей, чувств и желаний человека от окружающей пошлости, "мещанских" интересов, грязи повседневной жизни в сторону "возвышенных" идеалов, "высокохудожественных" переживаний, чувства "прекрасного" и т.п... Но поэты, ваятели, художники часто нас обманывают. Желая оправдать свое собственное сластолюбие, они говорят публике о каких-то "неземных" переживаниях у будто развитых по-настояшему в художественном смысле людей при питье тонкого вина, смотрении на обнаженных женщин, слушании музыкальных пьес и прочее, и не говорят ей, что это те же ощущения, которые они испытывают в кабаках, публичных домах, балаганах. Разница только в том, что одно дело топором сделано, а другое – "скобелем" и "подпилком" (5).

То, что, искусство есть самообман, нечто неопределенное, текучее, хорошо показывает также большое разнообразие взглядов на красоту. Так, главный герой Трепан в "Саду истязаний" у Мирбо говорит своему восторгающемуся сыну, когда тот ходил с ним по музею в Италии: "Знаешь, что такое красота? Красота – это вскрытый живот женщины с пинцетами внутри. Вот это, мой мальчик, подлинная красота!" (6). Вольтер ответит, что это – его самка-жаба с двумя круглыми глазами, вылезающими из ее маленькой головы, и что для него нет "лучшей эстетики", чем наблюдать за ней по вечерам (7). Для современных европейцев красота – это богатство и разврат", а для философов – нечто согласное с архетипом прекрасного по существу (9). Вот приговор искусству от него самого!

А вот как наставлял когда-то молодого Н. Беляева его духовник – старец схиархимандрит Алексий (Соловьев) (который в свое время тянул жребий на святителя патриарха Тихона), удовлетворяя его интерес к вопросу, как относиться к искусству? "Музыка христианину дозволительна до тех пор, пока она содействует возвышению его души к Богу, наводя на благочестивые размышления, но как только она отвлекает от Бога, прельщает сама по себе, она – вред. То же нужно сказать и о всяком искусстве. Самый высший слой его, религиозный, должен способствовать развитию духовного, а не душевного. Поэтому и сонаты Бетховена, Листа хороши, поскольку пробуждают религиозное чувство, но если действуют на чувственность и возбуждают похоть – отставить. Хорошая музыка помогает даже слезам и нисколько им не мешает, но всегда надо следить за собой, чтобы не возбуждаться к плохому. Это только относительно классической музыки, от остальной же следует уклоняться. Каждый должен слушать или предаваться музыке, замечая за собой, может он справиться с собой или нет, а если нет, то ходить на концерты не надо. Но я бы лично, как монах, слушать не стал – отвлекает. Границу полагать между мирянином и монахом всегда нужно. Антоний Великий, когда ему кто-то заметил, зачем он дозволяет утешение ученикам (вроде музыки или еще чего-то), сказал охотнику: "Натяни лук". Тот натянул. "Еще". Тот прибавил. "Ну-ка еще". – "Да куда же...? Ведь он лопнет", – ответил тот. "Вот так-то и ученики мои. Я их все натягиваю и натягиваю на Божественное, ни они могут и не выдержать напряжения и нуждаются в утешении".

Сегодня необыкновенно распространилось влияние такой бедственной стихии, как западная рок-культура со всеми ее разветвлениями, проявлениями и влияниями.

Крайне разрушительно и пагубно влияние на душу христианина джаз-музыки, рок-музыки, панк-музыки, диско-музыки и других подобных форм и явлений современной популярной музыкальной культуры, которая не заканчивается только в области искусства, но затрагивает все стороны, все мельчайшие детали жизни современной молодежи. Эта культура постоянно изменяется, как хамелеон, подстраиваясь ко всем оттенкам настроения новых поколений, меняет наименования своих "новых" стилей, даже как будто иногда отвергает вчерашнее и бунтует против самой себя, чтобы этим только оживить интерес и вкус к тому же самому. Суть же ее все та же. Это явление – крайне возмутительное; отвратительное и оскорбительное для каждого хоть немного благочестивого человека – тем более неприемлемо христианами. Само появление рок-н-ролла воспринималось на Западе как начало "сексуальной революции молодежи". Весь путь, по которому прошла и идет эта разрушительная "культура", направляя короткой дорогой огромные толпы молодых людей в кромешный ад, – весь он покрыт срамом самых гнусных, самых страшных смертных грехов: это всевозможные блудные извращения, полная "свобода любви", т.е. отвержение всякого стыда, полная распущенность всех самых низких страстей и похотений, наркомания, приводящая часто к самым ужасным последствиям; частым смертным случаям от чрезмерных доз наркотиков, случаям насилия, самоубийства и т.д., не говоря уже о самых безумных злохулениях, которые встречаются в словах песен, на сцене театров, в вызывающих заявлениях рок-звезд, которыми пропитана вся черная философия ''новой культуры".

Подводя итог нашим рассуждениям, неужели мы сделаем вывод, который высказал Оскар Уайльд в предисловии к "Портрету Дориана Грея": "Всякое искусство совершенно бесполезно"? (11) Думается, что это слишком резко и несправедливо. Не согласен с этим и епископ Варнава: "...Всякую вещь можно обратить на пользу... Ведь Бог дал человеку талант, который нужно не зарывать в землю, не скрывать, а развивать его (Мф. 25, 25)". Безусловно. Но как развивать? В этом-то и дело, что мы расходимся в понимании слов Христа с церковным учением. "Кто какой бы то ни было дар Божий бережет только для собственного наслаждения (наше "искусство для искусства", труд ради честолюбия, положения в обществе, денег), – говорит св. Василий Великий, – а не делает другим благодеяния, тот осуждается, как скрывший талант. – Так и здесь: в чем должна заключаться польза людям от искусства? В том, чтобы приводить их ко Христу, в Церковь, к очищению от страстей, к освобождению от пристрастия к самому искусству" (12). В этой связи невольно вспоминаются слова Н.В. Гоголя, сказавшего: "Искусство – это незримая ступень к христианству" (13). "Искусство должно наглядно изображать чистейшие истины христианства и приводить человека к плачу о своих грехах. Поэтому оно для немощных душой только должно существовать. Пока человек не может непосредственно созерцать Божественную красоту, оно должно ему напоминать о Ней как чрез закопченное стекло. Но после того, как человек познал всю суету мира, он должен тут же его бросить как лишнее, мешающее ему на пути к Богу. Так подвижники и делают. Но надо, чтобы и миряне делали, по крайней мере, нудили себя к этому" (14). И тогда мы, подобно небожителям, сможем хоть краем ока увидеть и насладиться подлинной Красотой-Богом.

1. Святой преп. Исаак Сирин. Слова подвижнические. М.,1993. С. 34.
2. Святой преп. Ефрем Сирин. Толкования и мысли на Пятикнижие Моисея. М., 1907. С.114.
3. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. (Опыт изложения православной аскетики). Том 4. Б. м. и ч. Машинопись. С. 1136.
4. Там же. С. 1136.
5. Там же. С. 1137-1138.
6. Там же. С. 1139-1141.
7. Там же. С. 1141.
8. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. (Опыт изложения православной аскетики). Том 4. Б. м. и ч. Машинопись. С. 1142.
9. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. (Опыт изложения православной аскетики). Том 4. Б. м. и ч. Машинопись. С. 1141.
10. Епископ Варнава (Беляев).Духовные ответы и мнения старцев. Б. м. и ч. Машинопись. С. 3.
11. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. (Опыт изложения православной аскетики). Том 4. Б. м. и ч. Машинопись. С. 1142.
12. Там же. С. 1143.
13. Гоголь Н.К. Полное собрание сочинений. Том 9. М., 1994. С. 208.
14. Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства святости. (Опыт изложения православной аскетики). Том 4. Б. м. и ч. Машинопись. С. 1143.