Церква і культура
ОНО
о современной культуре цивилизации
Оно уже давно пришло в нашу жизнь. Агрессивно вторгаясь не только в повседневный быт, но и в сознание, оно принимает разные формы и обличья, оставаясь неизменным по сути. От него не спрятаться нам самим и не укрыть наших детей. Оно представляет собой не только плотный поток образов и смыслов, существующих как в реальном, так и виртуальном медиапространстве, но и объемлет все стороны нашего существования: и быт, и культурное пространство, и даже политику.
То, о чем писали Освальд Шпенглер и Питирим Сорокин в прошлом веке, то, что описывал Ж. Бодрийяр как некий социокультурный феномен, – стало и нашей повседневной реальностью. Называя это массовой культурой, мы частично обозначаем данный феномен, но не открываем его сути. На самом деле – это и есть современная цивилизация, и от этого простого факта, к сожалению, никуда не деться.
Вызовы этой цивилизации очень серьезны, и они требуют христианского осмысления. Церковь за свою 2000-летнюю историю существовала в самых разных культурно-цивилизационных и исторических реалиях. Она пережила и ереси, и гонения; существовала как в условиях симфонии с христианскими светскими властями, так и при откровенно антихристианских и даже богоборческих сатанинских правителях. И каждый период дал своих святых и был богословски осмыслен.
Однако сегодняшняя ситуация – особая и не имеет прямых исторических аналогий. Она характерна наступлением абсолютной гегемонии постиндустриальной глобальной цивилизации, мотором которой и является массовая культура.
Но Церковь не может остаться на обочине этой цивилизации и оказаться в некоей социокультурной резервации, которую для нее активно готовят “передовые” круги, формирующие стратегии и смыслы “нового” общества, которое они сами именуют в том числе и постхристианским. Хотя бы потому, что члены Церкви неизбежно существуют в реалиях современного мира и хотят получить ответы на многие вопросы. И, конечно, эти ответы не могут содержать лишь рекомендации “выбросить телевизор” и утверждения об абсолютном зле, исходящим от Запада. Такие вульгарные упрощения лишь отдаляют нас от анализа ситуации с истинно христианских позиций.
В церковно-православном сознании сформировались две крайности в отношении к окружающей нас постинформационной цивилизации и массовой культуре.
Одна характерна отрицанием этой реальности, попыткой спрятаться от нее в раковину псевдоправославной субкультуры.
Другая представляет собой попытку не просто воцерковить эту культуру, но втащить ее в Церковь такой, как она есть.
Первая приводит вовсе не к автономному существованию, а к некоей периферийной модели, встроенной в общецивилизационную жестко детерминированную модель на правах общества филателистов или кружка любителей древности. В этом случае нам уготована роль странных энтузиастов, реконструирующих разные исторические эпохи, которые тоже одеваются в странные архаичные одежды и воспроизводят ритуалы давно ушедших времен. Такое место Церкви вполне устраивает антиклерикальные круги, однако нам не следует идти у них на поводу.
Вторая приводит не просто к размыванию понятия о сакральном, а к полной постмодернистской атомизации смыслов, когда уже невозможно отличить свет от тьмы и правду ото лжи. Правдой в этом случае становится все, к чему приставляется слово “православный”: “православный рок", “православное современное искусство”, “православное телевидение” и т.д.
Ни первая, ни вторая позиция не приводит к трезвому осмыслению современной реальности с точки зрения Предания и не отвечает на вопросы, которые требуют нашего творческого и деятельного ответа. В том числе и на один из главных: что же такое массовая культура, жесткая и бескомпромиссная экспансия которой не дает нам возможности отстраниться от нее?
Несмотря на то, что массовую культуру часто ассоциируют с западной так называемой “англо-саксонской” цивилизацией, она, конечно, не имеет ни “западных”, ни “восточных” корней, а представляет собой вненациональную глобальную субстанцию. Хотя само понятие “массовой культуры” родилось в послевоенные времена и связано с наступлением эпохи массового потребления, ее истоки лежат в начале века, во временах возникновения модернизма и расцвета левых интернациональных революционных идей в Европе. Именно тогда произошла одномоментная деформация не только традиционной культуры, но и общественного сознания. И если в России эта деформация привела к цивилизационной катастрофе, то в Европе аналогичные процессы носили более эволюционный характер. В результате такой “эволюции”, которая в связи с военными катаклизмами перенеслась в Новый свет, и сформировалась массовая культура, оформившаяся в социокультурный феномен после Второй мировой войны.
Поскольку массовая культура — это мотор и одновременно топливо глобальной цивилизации, то она, конечно, не ограничивается только лишь телевидением, поп-музыкой, киноиндустрией и рекламой. Это и политика, и стратегии, и коммуникации.
Все это, в том числе та же политика, существует по одним и тем же законам, подчиняется одним и тем же правилам гигантской индустрии шоу-бизнеса, массовой штамповки и тиражирования образов и смыслов.
Эти образы только на первый взгляд представляются примитивными и плоскими конструкциями – на самом деле за ними стоит сложная работа лабораторной части этой индустрии. Такую функцию выполняет так называемая “элитарная” культура. Это современное искусство (contemporary art), рок-музыка, современная философия (в первую очередь структурализм). Это психоделическая наркотическая культура, позиционирующая себя как “молодежная”; это псевдорелигиозные культы и секты нью эйджа.
Все это вместе создает мутную “экспериментальную” среду, где вырабатываются смыслы и рождаются образы, тиражируемые затем массовой культурой.
При этом “элитарная” культура, несмотря на наступление эпохи постмодернизма, демонстративно дистанцируется от массовой культуры, высокомерно презирая ее как примитивную “жвачку” для не посвященных в эзотерические тайны.
Такое ироничное презрение характерно для контемпорари арта по отношению к коммерческой живописи и рекламе, для авторского кино – по отношению к блокбастерам, для эзотерического рока — по отношению к поп-музыке, для аналитической прессы – по отношению к гламурным изданиям, для политической элиты - по отношению к “электоральным массам”.
Но все это является не более чем подведомственными играми внутри одного и того же ведомства. И массовая, и элитарная культура – это две части единого целого, существующего на острие современной цивилизации и вырабатывающего смыслы и коды, ее определяющие. Это единый организм, питающийся из одного источника и объединенный общей целью.
Что же это за цель?
Как бы ни была она замаскирована, как бы ни были атомизированы рассыпанные в пыль смыслы прежней культуры, основной вектор все же един. Он направлен на стирание из остатков прежде христианской, а ныне абстрактно-гуманистической и постхристианской по самоопределению европейской цивилизации памяти о Боге. И прежде чем быть внедренными в массовое сознание через массовую культуру, методы символического обезбоживания смыслов отрабатываются именно в элитарной, экспериментальной культуре. Так проповедовал и трактовал эти методы гуру постмодернизма Бодрийяр: “Эквивалент умерщвления бога при жертвоприношении – в плане означающего, в плане имени, которое его воплощает. Только будучи растерзано, рассеяно на свои фонетические элементы при умерщвлении означающего, имя бога начинает незримо присутствовать в стихах и по-новому артикулировать в ритме своих фрагментов, при этом никогда не восстанавливаясь как единое целое” [1].
Что же мы можем противопоставить этой антихристианской экспансии?
У меня нет точного рецепта, да я и не дерзну предложить его для всей Церкви. Однако, не призывая предавать анафеме окружающий нас мир и искать сатанизм во всех его проявлениях, скажу, что необходимо, тем не менее, глубоко изучать и трезво оценивать феномен современной культуры с позиции святоотеческого предания. При этом надо отдавать себе отчет, что делать это придется не в академической тиши, а в ситуации реальной войны, которую ведет против Церкви авангард этой культуры.
И в том числе, поэтому каждый ее член может и должен в меру своих сил искать и находить христианские ответы на вызовы нехристианской, а чаще и откровенно антихристианской современной культуры. Только это может помочь Церкви не только соборно осмыслить вызовы современного мира, но и нести в него свет и слово Христово. Иногда это может быть слово учительное, как у апостола Павла в ареопаге, иногда грозное и обличительное, как у святителя Иоанна Златоуста или святого праведного Иоанна Кронштадтского. Но оно всегда будет современно и правдиво. И, конечно, будет услышано.
И тогда для нас не будет неожиданным испытанием и непосильным бременем ни агрессивная антихристианская экспансия, ни “актуальные” пляски в храмах, ни тщательно продуманные и далеко спланированные провокации антицерковных сил. Никакая злобная, но по сути плоская и примитивно-ущербная антицерковная революция не сможет угрожать церковному единству.
Ведь слова Христа: “Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби” (Мф.10:16) – обращены к каждому из нас. Как и всегда.
Андрей ЯХНИН
[1] Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2008. С. 333.
|
|